Написано для WTF Law & Order: SVU Barisi 2022
Фандом: Law and Order SVU
Пейринг/Персонажи: Рафаэль Барба/Доминик "Сонни" Кариси
Категория: слэш
Жанр: юст, романс
Рейтинг: PG
Размер: мини, 2360 слов
Краткое содержание: Кариси не блокировал этот номер, потому что он взрослый человек, и такие драматические жесты остались в его юности.
Примечания: таймлайн - 23х09 перед судом над Уитли
Для голосования: #. WTF Law & Order: SVU Barisi 2022 - "(не) притворяйся"
Читать дальшеКариси не блокировал этот номер, потому что он взрослый человек, и такие драматические жесты остались в его юности. Даже не удалил из телефона, только заменил полное имя на «Р.Б.», чтобы не маячило при пролистывании списка контактов. А потом и вовсе забыл про него, пока Барба не вплыл обратно в его жизнь с делом Микки Дэвиса, как ни в чем не бывало. Он тогда не раз играл вечерами с телефоном, проматывая список туда-сюда, думая, не написать ли что-нибудь... Не написал. Вместо этого писал Николь.
Сообщение, осветившее заблокированный экран несколько часов назад, от Р.Б., содержало исключительно название бара, в который он не заходил уже полтора года (не по дороге, потому что по той дороге уже незачем было ходить) и вопросительный знак. Других сообщений от этого контакта не сохранилось, их Кариси стер. Удалять номера — драматично, а удалять сообщения — нормальная уборка. Память телефона не безгранична. Память человека... стоит надеяться, тоже.
Он долго игнорировал сообщение, а потом, перед тем, как войти в зал суда для очередного слушания, быстро отбил «В восемь» и выключил звук.
Барба ждет у барной стойки, смотрит новости по телевизору в углу, наполовину отвернувшись от входа. Широкая спина пересечена игреком подтяжек. У Сонни сохнет во рту, но это наверняка от того, что быстро шел по ветру. Он бросает пальто на стул рядом и, пока Барба оборачивается, заказывает себе пиво.
Встречающая его улыбка неожиданна. А вот настороженность в ней вполне объяснима.
— Сразу спросишь, почему я за это взялся, или сначала выпьешь? — спрашивает Барба, покачивая в пальцах стакан со скотчем. Кариси закатывает глаза.
— Лив позвонила сразу после вашей встречи.
— Не сомневался в этом, — Барба делает глоток и морщится. Вряд ли от привычного вкуса. Кариси трудно представить, как прошел их с Бенсон разговор, у его бывшей начальницы в этой фантазии появляются замашки его бабушки, которая очень метко швыряла предметы в дедушку — так, чтобы они пролетели точно у него над головой. Это нисколько не похоже на Бенсон, но картинка настолько живая, что хочется смеяться, а это неуместно.
Взамен он отпивает из своей бутылки.
— Если ты хочешь взять реванш...
— Честно говоря, я не думал, что на это дело поставят тебя, — перебивает Барба. — Это не дело специального корпуса.
— Мне расширяют диапазон дел. Я теперь работаю с другими отделами. Убийства, например...
Барба смеривает его уважительным взглядом, от которого Кариси становится неловко, с непривычки.
— С организованной преступностью тоже? Или это потому, что специальный корпус влез в дело Уитли с головой? — Барба усмехается, и Кариси тут же расправляет плечи, вскидывает голову в праведном гневе.
— Они помогают в расследовании.
— Да-да, — отмахивается Барба. — Мы оба знаем, почему. — Морщинки вокруг его глаз собираются в недовольный прищур.
Кариси разворачивается спиной к стойке, опирается на нее локтями. Попытка продемонстрировать безразличие к сказанному и моральное превосходство. Барба умеет читать язык тела так же хорошо, как и он сам. Пусть читает.
— В этом деле слабые доказательства, — говорит Барба после паузы.
— У этого дела хороший прокурор.
Барба склоняет голову набок. Медленно улыбается одним уголком рта, широко, тепло.
— Уверенность в себе тебе к лицу.
Кариси выдерживает такой взгляд всего секунду, потом отводит глаза. От прямых похвал ему все еще неловко, особенно от Барбы. Комплимент, спрятанный в подколке, от него принять легче.
Рафаэль очень изменился за эти полтора года. Три года. С тех пор, как был прокурором. С тех пор, как был с Сонни...
Полтора месяца, полтора года назад. Стоит ли считать...
Полтора месяца после четырех лет фантазий и нереализуемых надежд. Трудно не считать, когда за ними следует разочарование. Как бы ни хотелось сбросить со счетов.
— Почему ты взялся за это дело, Рафаэль?
Барба прищуривается, улыбка тает. Кариси об этом жалеет, и тут же сам себя одергивает — не о чем тут жалеть, Барба сейчас его противник, пока не закончится суд.
— Потому что полиция закатывает этого человека в асфальт сомнительными доказательствами. А прокуратура им позволяет, — теперь его взгляд острый, жесткий. Кариси отвечает таким же жестким прищуром.
— Он преступник, Барба.
— Докажите это, — быстрая реплика в ответ. — Превыше обоснованных сомнений.
Кариси горько хмыкает. С организованной преступностью это так не работает. А Барба продолжает:
— Есть дела слабые, потому что доказательства не собрать. Потому что жертва лжет. Потому что обе стороны в чем-то жертвы. Потому что полиция сделала все, что смогла, но они не всесильны. А есть дела, в которых полиция сделала все, что смогла... не с той целью. Потому что они знают, что не всесильны, и решают, что проще сделать то, что в их силах, чем добиваться невозможного. Это дело — как раз такое, Кариси. Мы оба это знаем.
Кариси заказывает еще бутылку пива, чтобы не смотреть Барбе в глаза.
— Хочешь подорвать мою уверенность в себе перед завтрашним судом? — легким тоном спрашивает он. Барба хмыкает.
— Предпочитаю иметь дело с противником своего уровня. Так что надеюсь, что моя маленькая этическая интерлюдия не заставит твои коленки подкоситься.
— Вижу, твоя уверенность в себе всегда с тобой.
— О нет, Доминик, — от имени дрожью продергивает по спине. Имена звучат, когда говорят о личном. Даже если это личное — профессиональное. Тем более, что именно Барба приучил его любить это свое родителями данное имя. «Ты уже не Доминик-младший, копия своего отца, — рассуждал он. — В прокуратуре тебя не будут звать Сонни. Но для начальства и для тех, с кем надо дружить, ты будешь Домиником. Потому что ты — Доминик Кариси, прокурор. Не сын своего отца, а самостоятельная единица. До-ми-ник».
Использование этого имени в некоторых непрофессиональных контекстах тоже помогало.
А Барба обводит пальцами край своего стакана.
— Просто я очень хорошо притворяюсь.
Кариси моргает. Он не раз слышал от Барбы известный совет — «притворяйся, пока не получится» — и понимал, что совет этот выстрадан мальчишкой из Южного Бронкса, который выгрыз себе место в Гарварде, и в прокуратуре, и на Манхэттене. Но такого личного признания ему не делали.
— В чем еще ты притворяешься? — вырывается у него прежде, чем включается мозг. Барба вскидывает голову в изумлении. Сейчас будет едкий комментарий, знает Кариси.
— Я решил, что в нерабочее время этого стоит избегать, — говорит взамен Барба, выбивая у Сонни дух.
Откуда, черт возьми, взялась эта искренность? Впору шутить про бородатых двойников из злой параллельной вселенной, только вместо злой — добрая. Или поголовно терапевтированная.
Вот откуда взялся его собственный неуместный вопрос, Сонни знает. Загнанная в глубину души обида, которая бродила там полтора года, наконец выбила пробку. Совсем некстати.
— Как давно ты это решил? — остро спрашивает он, вспоминая все разговоры... особенно некоторые.
— Не так давно, — Барба опускает глаза.
Это ожидаемо. Сонни помнит, как хорошо Барба умел прятать правду. Как умел целовать, а на следующий день исчезать и не отвечать на телефон. Как появлялся с ужином и отмалчивался от объяснений, отвлекая колкой шуткой, вопросом о деле, рукой на колене. Сонни не давил, потому что боялся потерять. Его бывшие часто говорили, что он слишком торопится, слишком давит, слишком... любит.
Вот и Рафаэля любил слишком сильно, и четыре года подавляемых чувств взорвались слишком ярко, обожгли. Рафаэль скрылся с радаров на неделю, а потом пришла смска. Длинная, вежливая.
Сонни удалил ее вместе с остальными, но помнил текст до сих пор.
По слухам, Барба уехал в Айову.
Это многое говорило о Сонни — что от него готовы сбежать аж в Айову...
Понять бы еще, в чем Барба притворялся.
— Я не притворялся, когда мы... когда мы, — говорит Барба тихо, словно прочитав его мысли. Сонни чуть не давится пивом. Возвращая себе напускную уверенность, саркастично уточняет:
— Когда мы спали друг с другом?
Барба поднимает голову.
— Теперь ты притворяешься.
— В чем?
— В том, что тебе это неважно, — Барба разворачивается к нему всем телом. Он мало изменился, не считая бороды. Но седины больше, и Сонни вдруг хочет узнать, сколько ее под одеждой. — Притворство тебе не идет.
Сонни горько хмыкает и снова прикладывается к пиву. Которое вот-вот закончится. Брать ли еще, или уйти...
— Мне — важно, — непоследовательно продолжает Барба. Сонни закашливается.
— Ты нарочно? — спрашивает он, отдышавшись. На недоумевающий взгляд Барбы поясняет, — Признаешься в неожиданных чувствах, когда я пью.
Барба фыркает.
— Таких уж неожиданных...
— А ты что думал? Что после того, как ты сбежал в Айову, я буду ждать? Признаний, — запоздало поясняет Сонни.
Барба вздыхает и перебирает нервными пальцами по стойке, жест мучительно знакомый.
— Конечно, нет.
Сонни молчит, смотрит прямо перед собой, на бар. Люди. Партнеры по работе. Парочки. Одиночки.
В одиночку он пьет дома.
Пиво у него в бутылке заканчивается. Дома есть еще.
— Ты опять дергаешь меня за косички, — говорит Сонни, не оборачиваясь. — С этим делом.
Барба фыркает.
— Нет. Я же говорил, что не знал, что оно твое. Вот в прошлый раз...
Сонни оборачивается.
— Ты ничего не сказал!
— Я запаниковал!
— Ты?
Барба беспомощно пожимает плечами.
— Я согласился помочь Лив и Фину. А потом... — он жестом показывает на пораженного Кариси.
— Я не понял...
— Я так и понял, — грустно усмехается Барба.
Сонни моргает, а потом встряхивается.
— Все равно тогда бы ничего не получилось.
Барба вопросительно склоняет голову.
— У меня была девушка, — поясняет Кариси. Барба словно застывает всем собой.
— Была?
Сонни переводит взгляд на него, в упор.
— Была. Она сказала, что ее не интересует брак и семья, а со мной все ясно, так что лучше не разгоняться, если придется тормозить. Я перефразирую. Она была очень деликатна.
Барба молчит, не отводя взгляд. Сонни хмурится.
— Ты ведь тоже сбежал, чтобы я не разогнался.
Барба вздыхает.
— В том числе.
Кариси закатывает глаза, мысленное «ну, конечно», должно быть, отчетливо читается на лице.
Барба заказывает еще скотч. И пиво, которое Сонни не просил. Делает долгий глоток.
— Возможно, я... притворялся, — тихо говорит он.
Сонни сначала не понимает, а потом разворачивается, локтем сбивая бутылку на пол, на сторону бармена.
— Что?
Суета, извинения и выкладывание чаевых заставляет отложить ответ. Но когда все стихает, Кариси пришпиливает Барбу к месту взглядом. Он учился у лучших, и тренировался на подсудимых.
Барба ерзает на стуле, пьет, поправляет распущенный галстук. Пальцы танцуют. Так он всегда выдает себя, даже в суде.
— Слушай, Кариси. Мне пятьдесят лет. Мои самые долгие отношения остались в колледже. Я считал, что до самой смерти буду состоять в браке со своей работой, но и с ней развелся крайне неприятным образом. Я...
— Испугался, — заканчивает за него Кариси, который до сих пор не мог даже вдохнуть от изумления. Барба вздрагивает, а потом потерянно кивает.
Сонни делает вдох и начинает смеяться.
Под возмущенным взглядом Барбы он берет себя в руки и объясняет:
— Мне сорок лет, мои самые долгие отношения остались в колледже, и я опасаюсь, что так и останусь женатым на работе. Как Джек Маккой. И Майк Картер. И Кейси Новак...
Он осекается, потому что во взгляде Барбы проскальзывает тоска. Он научился ее скрывать лучше, чем полтора года назад, но Сонни его знает.
И знает, что извиняться или жалеть не стоит.
Вместо этого он смачивает горло глотком пива и спрашивает в лоб:
— Чего ты хочешь, Рафаэль?
Рафаэль открывает рот. Закрывает. Косится на остатки скотча, но не трогает. Пальцы останавливаются, явно усилием воли.
— Я бы хотел... попробовать разогнаться, — говорит он, осторожно выбирая слова.
Сонни моргает, отматывая разговор к отсылке. Сглатывает.
— А если придется тормозить? — уточняет он. Барба со вздохом отворачивается.
— Все, что я могу пообещать — попробовать, — с сухостью, к которой Кариси привык больше, чем к сегодняшней уязвимости, бормочет он, и залпом допивает скотч, словно ставя точку.
Сонни отчетливо понимает, что не хочет точку.
— Рафаэль, — зовет он, а когда ответа нет, добавляет не забытое до конца, — Рафа...
Барба оборачивается. Глаза у него покраснели, и у Сонни ноет сердце.
Он медленно, твердо кивает.
Губы Рафаэля приоткрываются, выпуская прерывистый выдох.
— Да? — переспрашивает он.
— Да.
Рафаэль словно весь разжимается. Раскрываются плечи, распрямляется спина. Колени расходятся шире. Гордо поднимается подбородок. Сонни только сейчас понимает, насколько он был зажат, завязан в узел.
А взгляд становится цепким. Хищным. Сонни ежится под ним, мурашки пробегают по спине. Приятные. Он всегда восхищался этим взглядом. А на себе его чувствовать... это неизменно обещало интересное продолжение.
Правда, в суде работать против Барбы очень мешало.
Барба соскакивает со своего стула. Так он совсем близко, Кариси чувствует тепло тела, его живую плотность; наверное, так небесные тела ощущают друг друга, выходя на орбиту. Черные дыры, солнца. Планеты.
У Рафаэля раздуваются ноздри. Усы вздергиваются, выдавая спрятанную усмешку.
— Хороший парфюм.
Кариси закатывает глаза.
— Ты сам его подарил.
— Ты им пользуешься.
— Ты лучше разбираешься в ароматах. Все эти ноты и сочетания... — Кариси пожимает плечами.
— Я тебе объяснял.
— Мы оба признали, что я ароматический бездарь. — Кариси прикрывает глаза, прикладывается к бутылке, чтобы скрыть, что вспоминает тот вечер. Они много смеялись. Рафаэль махал перед ним полосками с парфюмами и стаканом с кофейными зернами, а он придумывал все более дурацкие варианты, чем это пахнет. А потом пытался вынюхать, каким именно парфюмом облился сегодня Рафаэль — водил носом по его шее, пока все это не пришло к тому, к чему шло...
Когда он переводит взгляд обратно на Барбу, тот, кажется, тоже вспоминает. Но не скрывает этого. Кажется, даже в те полтора месяца Сонни не видел его таким открытым.
— Другие уроки ты усвоил, — говорит он, подцепляя пальцем подтяжки Кариси. Горошек на фоне полосок рубашки, сочные цвета. Доминик Кариси-старший на такое бы неодобрительно фыркнул. А вот Барба на аналогичное фырканье Кариси-младшего, хотя и куда менее убежденное, напоминал ему, что итальянские мужчины — лидеры смелой моды, и кидал фото из модных блогов (за которыми он, конечно же, следит).
Но сейчас Сонни думает не про моду, а про то, как пальцы Барбы задевают его грудь через ткань. Едва ощутимо, даже не прикосновение как таковое, а движение ткани по коже, потому что сдвинулись складки. Усилием воли он подавляет вздох.
— Скотч тут так себе, — замечает Барба. Сначала Кариси думает, что это замечание ни о чем, в воздух. Но Барба добавляет:
— У меня дома есть получше.
Сонни смотрит на него. У Рафаэля подрагивают губы, уголок словно хочет подняться, но не может. Опасается.
— Ты же знаешь, что я не люблю скотч, — говорит Сонни, думая о том, что никогда не целовался с мужчиной с бородой. Щетина — само собой. А вот такая окладистая борода... Мягкая она или жесткая?
— Я купил пиво, — отвечает Барба, который не любит пиво; даже когда чувствовал его на губах Сонни, морщился, но упрямо слизывал вкус...
Сонни сглатывает.
— Это уверенность в себе или притворство?
Рот Рафаэля все-таки выгибается, уголок уползает вверх, широко, тепло. Он так улыбается только когда искренен.
— Это надежда, Сонни.
Кариси медлит долю секунды — и спрыгивает со стула. Так они с Рафаэлем оказываются близко, грудью к груди. Рафаэлю приходится запрокидывать голову, чтобы смотреть ему в лицо.
— У меня завтра суд.
— У меня тоже.
— Нужно готовиться.
— Мне тоже.
— У меня сильный противник.
— И у меня, — Рафаэль подается чуть вперед, жар его тела обдает Сонни еще сильнее. Запах его парфюма. Его средства для укладки. Его...
— Вымотанный противник скорее совершит ошибку, — говорит он, и Рафаэль смеется.
— Не стоит перегибать с уверенностью в себе, Кариси.
Сонни усмехается и забирает пальто со стула.