С тех пор, как ты нас покинул, я получил от тебя только одно письмо, от 14 июля, и оно пришло только сейчас, как раз вовремя, чтобы разрешить яростный конфликт между моими дружескими чувствами и гордостью. После того, как ты покинул Филадельфию, я написал тебе пять или шесть писем; написал бы и больше, если бы ты отвечал на них. Но подобно ревнивому влюбленному, когда я думал, что ты отвергаешь мои ласки, мою душу охватила тревога, и мое тщеславие было задето. Я почти уже решился не ласкать тебя больше и отречься от тебя, как от ветренного и неблагодарного <——> [пробел оставлен Гамильтоном]. Но теперь ты лишил мою обиду остроты и единственным знаком внимания разрешил мою дилемму. Признай за мной добрый нрав. Так открывается
письмо, которое Гамильтон отправляет в сентябре; за этот период есть еще два письма в предыдущем посте, и, видимо, какие-то потеряны. "Пять-шесть писем" - нормальная для Гамильтона ситуация; позднее, уехав от молодой жены, он будет писать "я получил от тебя всего три письма, а сам за то же время написал двадцать". В наши дни он бы спамил в мессенджеры и обижался, что ему не отвечают сразу. Остальное содержание этого абзаца я даже комментировать не буду.
читать дальше
В продолжении этого длинного письма Гамильтон обсуждает военную стратегию англичан, ругается на ленивых политиков, которые не прислушиваются к идеям и проектам Лоуренса (в своем предыдущем письме Лоуренс жаловался, что он не Демосфен, и теперь Александр называет его "мой юный Демосфен", почему это так мило), и рассказывает чудную историю про то, кто что сказал, о которой я, может быть, расскажу как-нибудь в другой раз, потому что к этим двоим она отношения не имеет.
Следующее письмо Лоуренса датировано декабрем, и неясно, было ли что-то между ними. Письмо в целом очень деловое, про войну и разведку. В конце Лоуренс просит Гамильтона продолжать рассказывать ему про боевые действия на Севере и делиться своими соображениями, и заканчивает словами:
Передай мое уважение и любовь нашему превосходному генералу и семье: и наслаждайся всеми удовольствиями, моральными и физическими, которые обещают зимние квартиру; и будет счастлив настолько, насколько ты заслуживаешь. Всегда твой, Джон Лоуренс.
Согласно комментарию, Лоуренс закончил кампанию на юге и собирался ехать в штаб, на те же зимние квартиры, но заехал в Филадельфию, где собирался Конгресс. Буквально через несколько дней после предыдущего письма он пишет, что Конгресс отложил назначение секретаря посла во Францию до его приезда, так как надеется, что он передумает и согласится на эту должность (по-видимому, предложение поступало раньше, и Лоуренс о нем говорил или писал Гамильтону). Лоуренс отказался, и уехал из города; но по дороге его посетили сомнения, так как он увидел в исполнении предлагаемых обязанностей свой долг как гражданина республики. После периода душевных терзаний, в ходе которых он то поворачивал назад, то снова ехал на север, Лоуренс принял решение и вернулся в Филадельфию. Сообщив Конгрессу, что согласен на рассмотрение своей кандидатуры (были и другие, но он лидировал), Лоуренс тем не менее предложил им еще одного кандидата, которого считал во всех отношениях лучше - Гамильтона, и принялся его расхваливать, так как Александра в Конгрессе мало знали (полагаю, за исключением того, что это он от имени Вашингтона писал многочисленные и многословные требования денег и снаряжения для армии). Подписано письмо "как обычно, с любовью".
В запутанном из-за спешки и неудачного обращения с ним ответном письме Гамильтон пишет:
Поверь, мой дорогой Лоуренс, что мне очевидна твоя привязанность в том, как ты рекомендуешь меня на этот пост. Хотя твоя предвзятость заставляет тебя преувеличивать мои квалификации, она же делает тебя мне еще милее.
Благодарный Лоуренсу за рекомендацию и похвалу, Гамильтон признает в продолжении письма, что ему не достает части качеств, которые нужны для этой должности - не талантов и знаний, но статуса в обществе. В приписке к письму расстроенный Гамильтон жалуется, что ему опять не удалось получить командную должность (Вашингтон слишком ценил его работу секретаря и не отпускал от себя), и утверждает, что "испытывает отвращение ко всему в мире, кроме тебя и еще очень немногих честных людей", и что мечтает лишь о том, чтобы героически покинуть земную долю. Подобные соображения - мечты о героической и славной смерти - посещали всех мальчишек в минуты слабости (и Гамильтон дальше так и называет это желание слабостью), хотя у Гамильтона были сравнительно редки. Мы вернемся к подобным порывам немного позже, потому что Лоуренсу они были куда более свойственны.
Как минимум два письма от Лоуренса утеряны; в следующем сохранившемся письме, от 30 марта, Гамильтон их упоминает и отвечает на оба сразу. От этого периода сохранились письма Лоуренса Вашингтону, где он описывает весьма печальную ситуацию в Южной Каролине просит прислать подкрепление, и полный сожалений ответ Вашингтона о том, что такой возможности нет. Это подтверждает и Гамильтон в своем письме. Заканчивает он так:
Adieu, мой Дорогой; уверен, ты приложишь все усилия, чтобы спасти свою страну; но не рискуй без нужды одним из самых ценных ее сыновей. Заботься о себе как должно, ради общества и ради
твоего любящего
А. Гамильтона
На этом переписка прерывается до июня; к тому времени войска, защищавшие Чарльстон, капитулируют, и Лоуренс будет взят в плен; он будет содержаться под подпиской о невыезде в Филадельфии, с правом передвигаться в пределах штата Пенсильвания, но не покидать его. Тем временем еще зимой, на зимних квартирах в Морристауне, куда Лоуренс так и не доехал, Гамильтон знакомится с Элизабет Скайлер; они будут помолвлены к середине апреля. Продолжение следует, оставайтесь на нашем канале.