Гейл Рубин "Размышления о сексе": фрагмент

[svollga]

Нашла перевод своей любимой работы Гейл Рубин "Thinking Sex". Однако в переводе отсутствуют две иллюстрации из второй главы, которые визуализируют идеи Рубин. Я хочу выложить эти иллюстрации вместе с фрагментом текста, к которому они относятся, тем более что текст Рубин, хотя и написан в 1989 г., вполне себе актуален в свете недавнего закона о пропаганде гомосексуализма и других проявлений политики "традиционных семейных ценностей". Из текста при перепосте убраны сноски - они есть в тексте по ссылке выше - и несколько мелких опечаток типа пропущенных точек. Перевод текста на иллюстрациях мой. Выделение жирным в тексте тоже мое.

Новая теория сексуального поведения наделила пол историей и создала конструктивистскую альтернативу сексуальному эссенциализму. Основным утверждением этой части данной работы является следующее: сексуальность конституируется в обществе и в истории, а не является биологически заданной. Это, однако, не означает, что биологическими способностями можно пренебречь, говоря о человеческой сексуальности. Это означает лишь, что человеческая сексуальность не может быть постигнута в чисто биологических терминах. Человеческие организмы с человеческим мозгом необходимы для человеческой культуры, но ни исследование тела, ни исследование какой-либо из его частей не способно объяснить природу и многообразие человеческих социальных систем. Биологический голод не дает нам подсказки для понимания сложностей человеческой кухни. Тело, мозг, гениталии и способность говорить — все они необходимы для существования человеческой сексуальности. Но они не определяют ее содержания, ее опытов или ее институциональных форм. Более того, мы не можем рассматривать тело в отрыве от тех значений, которыми его наделяет культура. Парафразируя Леви-Стросса, моя позиция по поводу отношений между биологией и сексуальностью — это “кантианство без трансцендентального либидо”. Невозможно размышлять хоть сколько-нибудь ясно о расовых или гендерных политиках до тех пор, пока они мыслятся как биологические данности в большей степени, нежели как социальные конструкты. Сходным образом и сексуальность недоступна политическому анализу, пока она рассматривается преимущественно как биологический феномен или как аспект индивидуальной психологии. Сексуальность в той же значительной степени продукт человека, что Диеты, транспортные средства, системы этикета, формы труда, типы развлечений, производственные процессы или модусы подавления. Когда же пол рассматривается в терминах социального анализа или исторического понимания, становится возможной более реалистическая сексуальная политика. В этом случае можно рассматривать сексуальные политики в терминах таких феноменов, как популяции, окружение, заданные паттерны, миграция, городской конфликт, эпидемиология и полицейские технологии. Это более плодотворные категории мысли, чем традиционные, такие, как грех, болезнь, невроз, патология, декаданс, скверна, упадок или закат империй.
Детализируя отношения между репрессированными эротическими группами и социальными силами, которые их регулируют, работы Алана Берубе, Джона Д’Эмилио, Джеффри Викса и Джудит Волковиц содержат скрытые категории политического анализа и критики. Однако, такая конструктивистская перспектива обнаружила и некоторую политическую слабость. Это особенно наглядно демонстрирует неконструктивность позиции Фуко.
Акцентируя пути, посредством которых продуцируется сексуальность, Фуко приходил к интерпретациям, которые склонны отрицать или минимизировать реальность сексуальных репрессий в политическом срезе. Анализ работ Фуко делает очевидным факт, что он не столько отрицал существование сексуальных репрессий, сколько вписывал их в более широкую динамическую модель. Сексуальность в западных обществах была вписана в крайне унизительный социальный контекст и была подчинена весьма реальному формальному и неформальному контролю. Необходимо осознать феномен репрессии без апелляции к эссенциалистским посылкам, отсылающим к языку либидо. Достаточно важно держать репрессивные сексуальные практики в поле зрения, даже располагая их в контексте различных систем и более утонченной терминологии.
Наиболее радикальная научная мысль о сексуальности сформировалась внутри модели инстинктов и их обуздания. В ее рамках концепции сексуального подавления были помещены в контекст биологического понимания сексуальности. Зачастую гораздо легче снова впасть в соблазн использовать понятие естественного либидо, ответственного также и за негуманные репрессии, чем переформулировать концепции сексуальной несправедливости внутри более конструктивистского контекста. Но важно, что мы делаем именно это. Мы нуждаемся и в радикальной критике сексуальных классификаций, которые имеют место и в элегантных концепциях Фуко, и в апелляциях к естественной страсти и страстности, имеющим место в концепции Райха.
Новая теория пола настаивает на том, что термины сексуальности должны быть ограничены соответствующим каждому из них историческим и социальным контекстом, и исповедует объяснимый скептицизм в отношении всех огульных обобщений и генерализаций. Однако при этом важно быть в состоянии выделять группы эротических стратегий поведения и общие течения в эротическом дискурсе. В дополнение к сексуальному эссенциализму, существует как минимум пять других идеологических формаций, чье влияние на теорию сексуальности является настолько сильным, что в их обсуждении можно с легкостью раствориться. Среди таких концепций — представление о негативном характере секса, софистика неправильной шкалы, иерархическое оценивание сексуальных актов, теория домино в рассмотрении сексуальной опасности. Следует отметить также дефицит концепций, где сексуальная вариативность рассматривалась бы как благо.
Из этих пяти концептом наиболее принципиальным является представление о негативном характере секса. Западная культура рассматривает секс по преимуществу как нечто опасное и деструктивное, как некую отрицательную силу. Большинство ветвей христианства, наследуя апостолу Павлу, полагают секс неизбежно греховным. Он является допустимым, если им занимаются в браке, преследуя репродуктивные цели и не получая от него особого удовольствия. В свою очередь, такое представление основывается на посылке о том, что гениталии являются более “низкой” и менее “святой” частью человеческого тела по сравнению с “душой”, “сердцем” и даже по сравнению с верхними отделами пищеварительного тракта (но совсем не так дела обстоят с нижними отделами, поскольку они из-за своей дефекативной функции практически ничем не лучше самих гениталий). Примечательно, что такие представления теперь живут в нашем сознании сами по себе, не нуждаясь уже более в религии для своего сохранения.
Западная культура всегда смотрела на секс с изрядной долей подозрения. Она рассматривала сексуальную практику и судила о ней в худших из возможных выражениях. В отношении секса существовала “презумпция виновности” даже в тех случаях, когда его признавали невинным. Почти всякая эротическая активность рассматривалась как дурная, хотя некоторые специфические причины к тому, чтобы ее терпеть, разумеется, были. Среди наиболее приемлемых контекстов для существования секса были брак, продолжение рода, да и любовь. Иногда годились, например, научное любопытство, этический опыт или длительные интимные отношения. Однако упражнения в эротических способностях, интеллект, любопытство или творчество — все это требовало неких предлогов или оправданий, которые не являлись необходимыми для других удовольствий, таких, как, например, наслаждение пищей, книгой или астрономией.
Тот концепт, который я называю “софистикой неправильной шкалы”, является производной представления о негативном характере секса. Сьюзан Зонтаг однажды отметила, что с тех пор, как христианство сосредоточило свое внимание “на сексуальном поведении как на корне добродетели, всё, что было связано с сексом, приобрело “специальный статус” в нашей культуре”. Сексуальные законы инкорпорировали такое религиозное представление, в соответствии с которым еретический секс является особенно тяжким грехом и заслуживает соответственно особенно сурового наказания. На протяжении большей части европейской и американской истории единичный акт анального сношения был уже достаточным основанием для наказания. В некоторых странах и поныне содомия карается двадцатилетним сроком тюремного заключения. И даже вне сферы законности секс по-прежнему является маркированной категорией. Небольшие различия в ценностях поведения зачастую воспринимаются как космические катаклизмы. Хотя люди могут быть не толерантными, глупыми и напористыми на предмет того, что должно составлять правильную диету, различия в режиме питания очень редко вызывают такую ярость, такой страх и даже откровенный террор, как то обыкновенно бывает, когда речь идет о разнице в эротических вкусах. Сексуальные акты наделяются экстремально высоким значением.
Современные западные общества рассматривают секс также и в соответствии с иерархической системой сексуальных ценностей. Состоящие в браке, способные к продолжению рода гетеросексуалы располагаются на самой вершине такой эротической пирамиды. Прямо под ними находят свое место не состоящие в браке моногамные гетеросексуальные пары, за которыми следует основное большинство гетеросексуалов. Самоудовлетворение в сексуальной сфере уже рассматривается как нечто достаточно сомнительное. Могущественный запрет на мастурбацию, выдвинутый в девятнадцатом веке, теперь не столь силен, хотя и существует по-прежнему в своей модифицированной форме, в соответствии с которой мастурбация — не более, чем низменный заменитель секса с партнером. Постоянные гей и лесбийские пары находятся чуть ниже, а вот лесбиянки и гомосексуалисты, не имеющие постоянного партнера, пресмыкаются где-то чуть выше самого подножия такой пирамиды. Нижний слой иерархической пирамиды населяют транссексуалы, трансвеститы, фетишисты, садомазохисты, работники сферы сексуальных услуг (такие, как проститутки или порномодели). А под этим слоем, в самом подножии пирамиды, располагаются те, чей эротизм посмел трансгрессировать возрастные границы.


Рисунок 1. Иерархия секса: волшебный круг и внешние пределы.

Слева вверху (а также в середине круга):
Волшебный круг: хорошая, нормальная, естественная, благословенная сексуальность
гетеросексуальная
в браке
моногамная
для продолжения рода
некоммерческая
в паре
в отношениях
в одном поколении
за закрытыми дверями
без порнографии
без дополнительных приспособлений
ванильная

Справа внизу (а также по наружнему краю круга):
Внешние пределы: плохая, ненормальная, неестественная, проклятая сексуальность
гомосексуальная
вне брака
немоногамная
коммерческая
в одиночестве или в группах больше двух
вне постоянных отношений
между поколениями
на публике
с использованием порнографии (или для порнографии)
с дополнительными искусственными приспособлениями
садомазохистская

Индивиды, чье поведение соотносится с верхними слоями такой пирамиды, наделяются коллективной ментальностью неоспоримым ментальным здоровьем, респектабельностью, легитимностью, качествами социальной и психической мобильности, а также институциональной поддержкой и материальными выгодами. По мере того, как сексуальное поведение или род занятий начинают соотноситься с более низкими слоями, индивиды, которым свойственно то или иное табуированное предпочтение, начинают рассматриваться с позиции “презумпции ментальной болезни”, их начинают ассоциировать с дурной репутацией, криминалитетом, ограниченной социальной и психической мобильностью, они теряют институциональную поддержку, против них начинают применяться экономические санкции.
Наиболее унизительное клеймо в равной степени подразумевает сексуальное поведение очень низкого статуса так же, как и эффективные санкции против тех, кто его практикует. Действенность такого клейма укоренена в западных религиозных традициях. Но большая часть современного ее наполнения исходит из медицинской и психиатрической практики.
Древние религиозные табу были укоренены, по преимуществу, в родоплеменных формах социальной организации. Они были призваны удерживать членов общества от “неправильных” союзов и обеспечивать правильные родственные отношения. Сексуальные законы, происходящие из библейского прочтения, были направлены на предотвращение союзов неправильного рода: консангенных (инцест), однополых (гомосексуальность) и с неправильным объектом (скотоложество). Когда медицина и психиатрия открыли мощнейшую силу сексуальности, их беспокойство по поводу “неправильного” партнерства стало меньше, но они начали выражать большую озабоченность неприемлемыми формами желания. В то время как табу на инцест наилучшим образом характеризует родовые системы сексуальной организации, смещение акцента с этого табу на табу, запрещающее мастурбацию, отсылает к более новым системам, организованным вокруг качества эротического опыта.
Медицина и психиатрия разнообразили категории сексуальной нестандартности. Разделение психосексуальных расстройств в “Диагностическом и статистическом руководстве по ментальным расстройствам” (DSM) Американской Психиатрической Ассоциации (АРА) являет собой пример заслуживающей доверия карты текущих моральных иерархий сексуальной активности. Американская Психиатрическая Ассоциация предлагает нам отлично разработанную (в сравнении с традиционной) систему ярлыков для проституции, содомии и адюльтера. В новейшей редакции DSM-III, правда, гомосексуальность после длительной политической борьбы была удалена из списка ментальных расстройств. Но фетишизм, садизм, мазохизм, транссексуальность, трансвестизм, эксгибиционизм, вуайеризм и педофилия прочно заняли свои места в реестре психологических дисфункций. По-прежнему создаются научные работы, посвященные генезису, этиологии, лечению и обращению с такими разносортными патологиями.
Психиатрическое осуждение нетрадиционного сексуального поведения апеллирует уже к концепциям ментальной и эмоциональной “противоестественности”, “низменности”, а не к категориям сексуального греха. Сексуальные практики, имеющие низкий статус, рассматриваются как ментальная болезнь или же как симптомы нарушенной личностной интеграции. В дополнение к этому, психологические концепции проводят параллели между трудностями психодинамического функционирования личности и модусами ее эротической активности. Так, сексуальный мазохизм сопоставляется с паттернами личности, ориентированными на самоуничтожение, сексуальный садизм — с эмоциональной агрессией, гомоэротизм — с незрелостью. Эти сомнительные “сопоставления” уже успели превратиться во влиятельные стереотипы, которые охотно применяются в рассмотрениях индивидов, исходящих из их сексуальной ориентации.
Массовая культура больна идеей, что эротическое разнообразие опасно, противоестественно, унизительно и является угрозой для всего на свете — от маленьких детей до национальной безопасности. Популярная секс-идеология является тухлой юшкой, сваренной из представлений о сексуальном грехе, концепций психологической низменности, антикоммунизма, криминальной истерии, жажды поохотиться на ведьм и ксенофобии. Масс-медиа отстаивают такие воззрения при помощи непрекращающейся пропаганды. Я бы назвала эту систему эротических ярлыков последней социально уважаемой формой предрассудков, если бы старые формы не демонстрировали такую всесокрушающую витальность, а новые постоянно не становились совершенно очевидными.
Все эти иерархии сексуальных ценностей — религиозная, психиатрическая и популярная — функционируют приблизительно одинаковым образом, так же, как другие идеологические системы расизма, этноцентризма и религиозного шовинизма. Они рационализуют благополучие сексуально привилегированных и неблагополучие сексуальных “парий”.
Большинство систем квалификации сексуального — будь то религиозные, психологические, феминистские или социалистские — стремятся определить, на какую сторону от роковой черты следует поместить каждый конкретный акт. Только сексуальные акты, помещенные на “хорошую” сторону, могут рассматриваться в аспекте моральной сложности. Например, гетеросексуальные акты могут быть возвышенными или “с переодеванием”, совершаться по свободной воле или по принуждению, могут быть полезными для здоровья или разрушительными, романтическими или коммерческими. До тех пор, пока это не нарушает другие правила, гетеросексуальность рассматривается как зеркало всего многообразия человеческого опыта. о противоположность этому, все сексуальные акты на “плохой” стороне от черты рассматриваются крайне тенденциозно, как отталкивающие, лишенные каких бы то ни было эмоциональных нюансов. Таким образом, чем больше расстояние от черты, тем больше категоричность в рассмотрении конкретного сексуального акта как “дурного” опыта.
В результате дискуссий по поводу секса, характерных для последнего десятилетия, некоторые виды поведения, расположенные прямо возле черты, по-прежнему курсируют между сторонами. Половая жизнь вне брака, мастурбация и отдельные формы гомосексуальности сейчас медленно дрейфуют в сторону респектабельности (см. Рис. 2). По преимуществу, гомосексуальность все еще на “плохой” стороне от черты. Но если гомосексуальность парна и моногамна, общество начинает признавать, что и она способна демонстрировать полный спектр человеческих взаимоотношений. Промискуитетная же гомосексуальность, садомазохизм, фетишизм, транссексуальность и разновозрастной секс по-прежнему рассматриваются как некий “тихий ужас”, исключающий эмоциональную вовлеченность любовь, свободный выбор, доброту или трансценденцию.


Рисунок 2. Иерархия секса: борьба за то, где проводить черту
Слева направо шкала от хорошего к плохому.
Описания тоже слева направо.

Первая стена - "черта".
"Хороший секс": нормальный, естественный, здоровый, священный
гетеросексуальный
в браке
моногамный
репродуктивный
дома

Вторая стена.
Основная спорная территория:
неженатые гетеросексуальные пары
промискуитет среди гетеросексуалов
мастурбация
долгосрочные стабильные отношения однополых пар
лесбиянки в лесбийских барах
промискуитет геев в парках или банях

Третья стена.
"Плохой секс": ненормальный, неестественный, больной, грешный, "совсем нельзя"
трансвеститы
транссексуалы*
фетишисты
садомазохисты
за деньги
между поколениями

(*) Я не совсем понимаю включение транссексуалов в эту группу, могу только предположить, что имеется в виду сексуальность транссексуалов, которая подвергалась и до сих пор подвергается более жестким санкциям, чем сексуальность трансгендеров, а также влечение к транссексуалам. - svollga

Этот сорт сексуальной морали имеет гораздо больше сходных черт с идеологией расизма, чем с подлинной этикой. Он гарантирует добродетель для доминирующих групп и делает порок спутником непривилегированных. Демократическая мораль должна рассматривать сексуальные акты с точки зрения того, как партнеры относятся друг к другу, с точки зрения уровня взаимного осознавания, с точки зрения присутствия или отсутствия принуждения и количества и качества удовольствия, которые они приносят. Вне зависимости от того, является ли сексуальный акт гомосексуальным или гетеросексуальным, парным или групповым, совершается ли он обнаженными или в нижнем белье, является ли он коммерческим или свободным, снимается ли он на видео или не снимается, он не должен рассматриваться с позиций этической обеспокоенности.
Достаточно сложно развить плюралистическую сексуальную этику без концепции плодотворности сексуальных различий. Различие является фундаментальным свойством жизни, в равной степени присущим и простейшим биологическим организмам, и наиболее сложным социальным формациям. Тем не менее, насчет сексуальности, кажется, полагают, что она подчиняется одному-единственному стандарту. Один из наиболее живучих предрассудков по поводу секса состоит в том, что якобы существует один наилучший способ им заниматься и что всякий должен использовать именно его.
Большинство людей находят для себя сложным понять, что то, что представляется сексуальным для них, может быть отталкивающим для кого-то другого, а то, что представляется неприятным для него, может быть наиболее драгоценным наслаждением для кого-то и где-то. Что не обязательно любить и практиковать какой-то конкретный вид сексуальной активности, чтобы признать, что это вполне приемлемо для кого-то другого и что эта разница во вкусах вовсе не свидетельствует о недостатке вкуса, ментального здоровья или интеллекта у одной из сторон. Большинство людей ошибочно возводят свои собственные сексуальные предпочтения в ранг универсальной системы, которая будет или даже должна работать и для любого другого человека.
Такое представление об одной “идеальной” сексуальности характеризует большинство теоретических систем, обращающихся к проблематике секса. Для религии идеалом является репродуктивный брак. Для психологии — зрелая гетеросексуальность. Хотя конкретный вид идеала изменяется, сам формат единого сексуального стандарта продолжает настойчиво реплицироваться в контексте различных риторических стратегий, включая феминизм или социализм. Утверждение, что каждая женщина должна быть лесбиянкой, отрицающей моногамию, настолько же спорно, насколько и утверждение, что все люди должны быть гетеросексуальны, состоять в браке или практиковать единый технический сексуальный стандарт, хотя второй набор утверждений обладает большей принуждающей силой, чем первый.
Прогрессисты, которые постеснялись бы выказать культурный шовинизм в одной из тех областей, где он обычно проявляется, охотно выказывают его в отношении к сексуальным различиям. Мы уже научены воспринимать различные культуры как уникальные выражения человеческого творчества, а не как низменные или достойные осмеяния привычки дикарей. Но мы по-прежнему нуждаемся в таком же антропологическом взгляде на различные сексуальные культуры.